* * *
Шурик чешет макушку и беспомощно разводит руки.
Я достаю из-за кузнечного колокола прямоугольный брусок высох-шего
березового капа и небрежно бросаю его на стол:
– Пойдет?
– Кап? Конечно. КлинокXто из чего лучше сделать? Может‚ из
напильника?
– Хрупкий, пробовал.
– Из рейки топливного насоса, говорят, делают?
– Хрупкий, пробовал.
– Из клапана ДВС?
– Кто бы его принес нам на блюдечке с голубой каемочкой.
– Тогда из чего?
Я достаю из стола кусок полотна, которым на пилораме пилят
бревна на доски:
– Попробую из этого полотна. Толщина устраивает‚ да и гнется
оно неплохо. На, попробуй.
– На зуб?
Когда Шурик Букарев покидает кузницу, я тонким мелком
вычер-чиваю на полотне абрис будущего ножа и при помощи
бойков пнев-матического молота и зубила, насаженного на
крепкую березовую ручку, вырубаю заготовку. После этого сразу
же по доброй укоренив-шейся привычке заправляю его на
электрическом точиле. Попытки выточить на этом же мощном
производственном агрегате, вывести ровно красивые фаски
заканчиваются ничем, и я откладываю это неблагодарное
занятие. Мне для этого нужно маленькое и маломощ-ное
устройство, примерно такое же, как когда-то было у меня дома:
изготовленное из электродвигателя от стиральной машины.
Надо сходить к Мише Земнягину, решаю я, он у нас как-никак –
электрик
и к тому же не жмот.
Миша в ответ на мою нижайшую просьбу беспомощно
разводит руками:
– Нету, Вовчик. Да ты сходи к Бушковскому, может‚ он и даст.
– Не дам! – категорически отвечает Толик, и очки его враз
запо-тевают.
– Что тебе надобно, старче?
– Гвоздодер!
– Когда?
– К вечеру.
– А движок когда?
– К вечеру. С подставкой, с конденсатором и шнуром с вилкой.
– Ого!
Если честно, то мне нравится иметь дело с Толиком – все точно, все
конкретно‚ и никто никому ничего не должен.
В конце рабочего дня я вручаю ему шикарный гвоздодер,
сделан-ный мною из гусеничного пальца от трактора Т-4, и,
подхватив под мышку увесистое точило, шлепаю к себе в кузню.
Насадку на вал, которую к этому времени уже изготовил токарь
Николай, я нагреваю
в горне до темно-вишневого цвета и насаживаю ее на горячую. Завтра я
принесу из дома хороший точильный круг и займусь фасками.
И действительно фаски у меня получаются неплохими – на
тройку с плюсом, но полировочный алмазный круг на
вулканитовой связке, выпрошенный мною тоже у Николая, очень
удачно заполировывает мою халтуру‚ и клинок смотрится даже
очень ничего.
Этот клинок я зажимаю в тисках хвостовиком вверх, который
в свою очередь заточен и выступает над тисками всего на пару санти-
метров. Беру в руку брусочек капа и тихими ударами ручника насажи-ваю
его на хвостовик. Когда кап касается тисков, я вновь поднимаю
в тисках клинок и снова насаживаю брусок. Закончив эту работу,
начи-наю на точиле обтачивать ручку. Через пару часов
пыльный работы она приобретает законченный вид и очень
похожа на ту, что я нарисовал на листе бумаги. Далее в дело
идут крупная и мелкая наждачка, йод и лак по дереву. И завтра,
когда лак окончательно просохнет, я вручу его Саше Букареву и
займусь уже следующей финкой. Для себя.
Брага моя к концу пятого дня окончательно успокаивается, и
в суб-боту я решаю сходить к Шурику Корневу за самогонным
аппаратом. Возле его дома я вижу пачку дров, частично
раскатанную возле де-ревянного забора‚ и Шурика, сидящего на
корточках с дымящейся цигаркой во рту. Рядом с ним пышет
жаром уставший «Урал»:
– Бог в помощь, Шурик, – присаживаюсь я рядом с ним на
брев-нышко.
– Здорово. Помочь хочешь?
– Угу. Ночь не спал, только об этом думал. Тут слух
нехороший по поселку идет.
– Какой? – настораживается Шурик.
– Аппарат у тебя самогонный есть…
– Ну?
– Нужен он мне на вечер. Не дашь?
– Бери. Таксу знаешь?
– Знаю.
Шурик выносит холщевый мешок с самогонным аппаратом и тор-жественно
вручает мне его с напутствием:
– Управляйся до вечера. Сегодня ж баня, сам понимаешь.
Дома я затопляю печь, переливаю в десятилитровую
алюминиевую фляжку аппарата часть браги и приступаю к делу.
Дело завершается только к вечеру и я, тщательно промыв и
фляжку‚ и змеевик, спешу выполнить обещание, данное Шурику
Корневу.
А он как раз идет из баньки в светло-серых валенках, черных трусах
и ватной фуфайке, наброшенной на плечи.
– Уже?
– Держи пузырь, Шурик.
– Как качество?
– Продегустируй.
Шурик вынимает бумажную пробку из бутылки, делает пару глот-ков и
закатывает глаза к черному звездному небу:
– Ну как?
– Хороша, зараза.
– Держи аппарат, – большое человеческое спасибо.
По дороге к дому я вижу знакомую сухощавую фигуру Шурика
Казакова, сгибающегося под тяжестью десятилитровой
канистры. Завидев меня, он останавливается, ставит свою ношу
на утоптанный, плотный снег дороги и громко выдыхает:
– Уф-ф.
– Спер?
– Угу. Пока Ванечка Ракчеев на пескосушке копошился, я отлил
у него пару канистр. Одна пойдет на дрова, а вторую загоню
кому-нибудь.
– Загони мне.
– Пузырь.
– Лады. Давай свой товар. В таком случае я завтра же и
займусь дровишками.
– Я тоже собираюсь у матери дрова распилить.
– До завтра.
– До завтра.
В воскресный день я выскакиваю из постели чуть свет и ставлю чай.
Сенька, сходив в свой туалет и тщательно прикопав опилочками плоды
своего труда, подходит к своей пустой миске, обнюхивает ее
и выжидательно смотрит на меня:
– Мяу.
– Сейчас, сейчас, дорогой.
Я наливаю ему в миску супчика с тушенкой, и он приступает к за-
втраку. Потом я одеваюсь, беру в руки деревянную лопату и
выхожу на улицу. Минут двадцать у меня уходит на то, чтобы
почистить мостки до бани, до туалета и до дороги. Затем я очищаю
от снега пачку дров
и‚ быстренько выкурив сигаретку, колуном разрубаю проволоку,
свя-зывающую дрова. Они раскатываются в разные стороны, но
я успеваю увернуться от тяжелых бревен.
Моя «Дружба»‚ еще летом промытая и смазанная и стоящая
с пол-ным баком бензина, как мне посоветовал делать Коля
Щербина, заводится легко и быстро. Погоняв ее с минуту на
разных оборотах, я глушу пилу. Беру в руки стальной крючок и
иду к пачке.
Работа начинается.
И заканчивается она уже затемно. Шурик Казаков, забежавший
в гости, застает меня неподвижно сидящим на табурете возле
кухон-ного стола в мокрых насквозь валенках, в мокрой
фуфайке и с вы-сунутым до пола языком. С минуту и с
неподдельным интересом разглядывает меня и трогает за
плечо:
– Володя.
– А, – поворачиваю я лицо к нему. – Шурик, какими судьбами?
– Ну, слава Богу, а то я думаю, тебя Кондратий схватил. Я
тяжело подымаюсь с табуретки:
– Я сейчас, Шурик, схожу за дровами.
Принесенную охапку дров я вываливаю на подтопочный лист
возле печи и затопляю печь. Ставлю на плиту кастрюльку с
супом, сково-родку с жареной картошкой и лишь после этого
начинаю раздеваться. Мокрые валенки ставятся на печь, мокрая
фуфайка и свитер при-страиваются на проволоку, протянутую
над плитой, а мокрые брюки вешаются на задвижку.
– Есть будешь?
– Не откажусь.
– Тогда раздевайся и за стол. Ты дроваXто пилил сегодня?
– Распилил полпачки. А ты, я вижу, свою добил?
– Добил. Шнапс?
– Премного благодарен, проведу так сказать дегустацию.
– Корень уже продегустировал.
– И как?
– Понравилась.
Я разливаю в миски суп, наливаю в стопку самогон и подаю
ее Шурику:
– Пожалте, сэр.
– Благодарствую. Надо же – как слеза младенца!
Шурик медленно высасывает самогон, бережно ставит стопку на стол и
закатывает глаза к потолку:
– Хороша, зараза.
– Корень так же оценил.
– Вот сразу видно: человек подошел к делу с душой и с чистой
совестью. Давно ж я такой не пил!
– Да, Шурик, некоторые наши поселковые несознательные
гра-ждане, гонящие самогон с целью сбыта, выжимают из фляги
браги до десяти бутылок, а для придания необходимой дури
добавляют в свою двадцатипятиградусную всякую гадость, в
том числе и какие-то та-блетки.
– Да, брали мы тут у одной, ну ты ее знаешь, всю жизнь
сивухой торгует, так после трех стопок мозги набекрень съехали
напрочь. А у тебя сколько бутылок вышло?
– Ровно семь. Гнал, пока выгорело до трети ложки. Все по-
чест-ному.
– Во, котейка твой проснулся. Кис, кис, кис, иди суда. Смотри-
ка ты‚ как заурчала. Дай я тебя поглажу, Сенька. Вот так, вот так.
Володя, да это же кошка.
– Кошка?
– Ну да, – поднимает Шурик Сенькин хвост и демонстрирует
мне его достоинства.
– Надо же! Подрос, так оно виднее стало. Значит, будет Санька.
– За Саньку?
– Давай свою стопку. И разбегаемся, а то у меня глаза уже закры-
ваются. Пузырь свой не забудь.
Одну бутылку самогона я отдаю Володе Бескурову, а остальные
у меня расходятся всего за пару дней. В кармане у меня
появляются так необходимые мне деньги, а в холодильнике
лежит добрый шмат свежего соленого сала, который Виктор‚
сменщик Шурика Казакова в кочегарке, приносит мне в обмен на
шнапс.
Вторую по счету финку, изготовленную мною уже более
качествен-но, я неосмотрительно показываю Коле Щербине, и
она перекочевы-вает в карман его теплой куртки. Третью, уже
почти готовую увидел зашедший в кузницу Коля Мельничук и
уже не смог оторвать от нее ни глаз, ни рук. А вот четвертую я
все же оставил себе и на просьбу очередного товарища,
забежавшего в кузню «на огонек» и выразив-шего пожелание
стать обладателем холодного оружия‚ «как у Коли Мельничука»‚
ответил категорическим отказом:
– Надоело!
В течение января я разделываюсь с дровами, оставив
огромную кучу колотых поленьев возле бани до весны. А в
феврале решаю при-ступить к изготовлению плуга. За
прошедшее время все детали его окончательно вызрели в моей
голове, и мне осталось только воплотить все это в жизнь.
Во-первых, отвал я решил делать шире, выше и более
загнутым, учитывая то, что почвы у нас глинистые, то есть более
тяжелые и менее рассыпчатые.
Во-вторых, конструкцию лемеха, оставив точно такой же, как
на моем первом плуге, изготовить из рессоры и приварить к
отвалу электросваркой.
Ручки я, как и у ребят, авторов плуга из журнала «Юный техник»‚ решил
не делать, это – в-третьих.
И самое главное, не имея опыта, как пахаря, так и
изготовления плугов, я решил подстраховаться и сделать
борозды и полевое колесо‚ регулирующимися по высоте и
ширине. То есть‚ если плуг будет зары-ваться в землю, то
колеса можно будет поднять, увеличив тем самым угол наклона
лемеха, а если он не пойдет в землю и будет стремиться
выскочить из земли, то колеса можно будет опустить. И самое
главное, бороздное колесо я сделаю большего диаметра, чем
полевое, потому что оно будет идти уже по вспаханной рыхлой
почве, где забивание его землей очень вероятно. И
регулирующим полосу вспашки, потому что мне не известно
еще, как потянет лебедка. А если плуг будет брать полоску
шириной всего сантиметров в десять, то моя лебедка, как я
надеюсь, сделает это легко. Да и как говорит Миша Земнягин,
чем уже полоса, тем мягче и рыхлее пашня. Это – в-четвертых.
И в-пятых, я возьму из своего первого плуга прежнюю
конструк-цию полевой доски и отвала, то есть сделаю из листа
стали толщиной два с половиной миллиметр две заготовки,
которые впоследствии сварю в одну.
В течение недели я изготавливаю корпус плуга, привариваю к
нему остро заточенный лемех‚ и Миша Земнягин, пришедший
оценить мою работу, приходит в дикий восторг:
– Молодец! С тебя бутылка!
– Что?!
– Вовчик, я вчера познакомился с хорошей женщиной на Печоре
и по этому поводу малость перебрал.
– У нее?
– Нет, дома в горьком одиночестве. Так мы на обед к тебе идем?
– Пошли. У меня телевизор как раз крякнул.
– Что с ним?
– Кинескоп потух.
– Это уже серьезно. Но если ты говоришь, дело в кинескопе,
то это дело поправимое.
– Как?
– Он у меня есть. Как раз такой, как у твоего «Рекорда».
 |
 |
 |