– Да нет, идет.

 

– Как-то и не заметно стало.

 

– Это хорошо, что не заметно. Глянь, вон бабы

 

возвращаются. – Женщины возвращаются из болота почему-то

 

все сразу и‚ завидев костер, подтягиваются к нему.

 

– Ой, мужики, как же хорошо тут у вас!

 

– Михайловна, присаживайся на ведро-то, не бойся. Вот, вот,

 

ближе к огня.

 

– Девки, думала, сдохну.

 

– Не ты одна так думала.

 

– Мужички, чайком не угостите?

 

Я беру котелок и скорым шагом шлепаю по чавкающему сырому мху к

 

знакомому водоемчику. Первый котелок расходится мгновенно‚

 

и на этот раз за водой бежит Костя. Мы подкидываем в костер

 

остав-шийся хворост, закидываем в огонь обгоревшие толстые

 

сучья‚ и всем снова становится тепло.

 

В начале пятого показывается тепловоз, и мы начинаем

 

разбирать свою поклажу.

 

К всеобщей радости, три мужичка, собиравшие клюкву у

 

рабочих делянок, успели затопить печь, и в вагоне уже

 

достаточно тепло. Женщины от всей души наперебой

 

благодарят их, и мужички в ответ машут руками:

 

– Да ладно вам.

 

– Вышли пораньше, дров взяли у будок, покололи. Сами же

 

око-лели на болоте.

 

Я поворачиваюсь к Косте:

 

– Дай посмотреть твой комбайн.

 

– Сделать хочешь?

 

– Угу.

 

– Завтра едем?

 

– Нет, Костя, – отвечаю решительно я, внимательно изучая

 

его чудо-помощника, я лучше дома эти выходные просижу, но

 

комбайн себе такой же обязательно сделаю.

 

– Тогда до понедельника.

 

– До понедельника.

 

Придя домой, я затопляю печь, сбрасываю с себя мокрую

 

одежду и развешиваю ее у печки для просушки. И лишь потом

 

приступаю к ужину.

 

Утро мое начинается с поиска необходимых деталей для будущего

 

комбайна. На глаза мне попадается старенькое велосипедное колесо,

 

притулившееся за баней, и я пассатижами выламываю его прочные

 

спицы. Они пойдут на низ. Толщиной‚ конечно‚ чуть побольше,

 

но за неимением лучшего – подойдут. Спицы я загибаю в виде

 

полозьев для санок. Так вначале расстояние между ними

 

должно быть таким, чтобы между спицами свободно проходила

 

даже крупная клюква. А дальше, где загиб спицы кончается, это

 

расстояние должно быть сделано так, чтобы эта клюква, даже

 

самая мелкая уже оставалась внутри. Как это сделать? А очень

 

просто – одна спица идет еще с дополнительным за-гибом

 

влево, а следующая с загибом вправо. Совмещаем. Дальше

 

идет прямая спица. Снова две кривые и опять прямая. Похоже.

 

Даже очень. Как будем крепить их к корпусу, ведь у КостиXто

 

комбайн полностью на пайку, а у меня паяльника нет? А вот так:

 

между двумя пластинами. А чтобы они не бегали из стороны в

 

сторону, зальем пространство между ними эпоксидной смолой,

 

которая у меня имеется. На корпус нужно тонкое оцинкованное

 

железо, что у нас в наличии тоже имеется.

 

При помощи пассатиж я загибаю спицы и складываю их

 

вместе – то‚ что надо. К вечеру, остов комбайна в виде нижней

 

рабочей части из спиц, концы которых надежно зажатыми

 

двойными пластинами и залитые для надежности эпоксидной

 

смолой, уже лежат на кухне. На следующий день я доделываю

 

комбайн и венчаю его ручкой из полоски алюминия.

 

А в понедельник в вагоне, куда я сажусь‚ как всегда загодя,

 

Кости почему-то не видно. Со свистком тепловоза исчезает и

 

моя над-ежда: придется сегодня идти на болото одному, и‚ что

 

самое главное, похвастатьсяXто комбайном Косте я не смогу.

 

Придя на наше место на болоте, ставлю свой пестерь

 

красного цвета на кочку, что повыше, чтобы было видно

 

издалека‚ и с комбай-ном‚ и пластиковым пакетом удаляюсь от

 

него в поисках ягод. Купил я этот пестерь на соседней станции

 

Кизема и единственное, что мне не понравилось в моем

 

удачном приобретении, так это его ярко-кра-сный цвет. МнеXто

 

хотелось зеленый или, в крайнем случае‚ синий. И лишь

 

впоследствии, путешествуя по тайге, я оценил его именно за

 

это. Не раз бывало, что я, поставив корзину в рюкзаке зеленого

 

цвета, находил ее с превеликим трудом, поскольку цвет рюкзака

 

очень удач-но сливался с зеленой травой и листвой. А ярко-

 

красный пестерь, да еще поставленный на высокий пень, можно

 

было спокойно разглядеть в лесу даже метров с пятидесяти.

 

Первые же попытки собирать клюкву комбайном приводят

 

меня в дикий восторг. Комбайн идет по мху невероятно легко,

 

слышится только легкое шуршание и частый-частый треск

 

отрываемых ягод. Сзади комбайна остается чистая зеленая

 

полоса, а ягоды – вот они родимые! – в комбайне.

 

 

 

К половине четвертого, когда я высыпаю последний пакет

 

в пестерь‚ в нем по моим прикидкам уже ведра три ягод. Довольный собой и,

 

конечно же‚ комбайном я иду к УЖД.

 

* * *

 

На следующий день, не смотря на то, что я чувствую с самого

 

утра озноб, а во всем теле – ломота, мне удается набрать

 

тридцать пять литров клюквы. До вагончика я дохожу с

 

превеликим трудом и‚ когда сажусь на лавку, силы оставляют

 

меня. Рубашка под курткой мокрая от пота, а на лбу выступила

 

холодная испарина.

 

Ужинаю я без аппетита и ложусь спать, потому что глаза мои

 

слипа-ются. Ночью у меня начинается жар, и весь последующий

 

день у меня проходит в полусне, в полузабытьи. И лишь один

 

раз с превеликим трудом выхожу из дома в туалет. Когда

 

возвращаюсь обратно, словно ниоткуда до меня доносится

 

голос соседки Августы:

 

– Вовка, что с тобой? Пьяный‚ что ли ты? Да нет вроде…

 

Я захожу в дом и снова валюсь в кровать. Из забытья меня

 

выры-вает чей-то голос:

 

– Володя! Володя!

 

Я открываю глаза и вижу перед собой расплывающееся лицо Иры

 

Туковой. За ней еще какое-то лицо.

 

– А… Ира…

 

– Заболел?

 

Я трясу головой и сажусь на кровати:

 

– Угу.

 

– У тебя есть таблеткиXто?

 

– Нет.

 

– А чего есть?

 

– Ничего. А… малина есть под полом.

 

– Сейчас мы достанем и напоим тебя чаем с малиной. Подруж-ка Иры

 

хватает ведро и бежит за водой и в аптеку, а я, попив чайку

 

с малиной, покрываюсь липкой испариной и снова ложусь в

 

постель. Потом меня поят какими-то таблетками и микстурами‚ и

 

я снова засыпаю.

 

А просыпаюсь только на следующий день. Несколько минут

 

лежу в постели и с удивлением чувствую, что мое тело стало

 

легким-лег-ким, как после бани. Я приподнимаю свое тело,

 

ожидая привычного головокружения, но его нет. Осторожно

 

встаю, одеваюсь и иду на кухню, чтобы попить чайку и выкурить

 

сигаретку. После сигарет голова вновь начинает кружиться, и я

 

ложусь на диван – сил совер-шенно нет.

 

Так проходит и день, и ночь, силушка моя постепенно возвраща-

 

ется ко мне и я, пользуясь случаем, перебираю клюкву. А

 

перебирать клюкву руками – это гиблое дело‚ и с одним ведром

 

можно провозить-ся целых полдня. У нас в поселке это делается

 

значительно проще,

 

а самое главное‚ намного быстрее. Ставится на пол емкость: будь

 

то двухведерный бачок или даже шестиведерная ванна, к ней с

 

накло-ном ложится широкая доска, покрытая суконкой, и ягоды

 

горсть за горстью высыпаются на эту доску. Они по ней

 

скатываются в емкость,

 

а мусор, в виде мха, травы и листьев, а также раздавленные ягоды,

 

за-держиваются в ворсинках сукна и остаются на нем. Легким

 

движением руки этот мусор смахивается в тазик.

 

Я сооружаю на кухне подобный комбайн и принимаюсь за

 

работу. К вечеру половина ягод уже оказывается перебранной и

 

складируется во вместительной ванне на веранде.

 

На следующий день, уже ближе к вечеру, когда моя работа близится к

 

завершению, раздается стук в дверь:

 

– Кто там? – недовольно гаркаю я.

 

– Мы, – отвечает чей-то хриплый голос.

 

– Кто мы?

 

– Хохлы, – открывает дверь Шурик Казаков и довольно гогочет.

 

– Клюковкой занимаешься?

 

– Да, ваша честь.

 

– Много насобирал?

 

– Девять ведер.

 

– От этой потрясающей новости глаза у Шурика сначала сходятся к

 

носу, а затем вылезают на лоб:

 

– А я всего три ведра принес.

 

– Да я ж отпуск взял на клюкву.

 

Шурик берет из бачка горсть ягод, бросает в рот и смачно их раз-жевывает.

 

У него сводит скулы, а из глаз появляются слезы:

 

– Хороша зараза. Чайком бы запить?

 

– Ставь чайник, видишь‚ я весь в работе.

 

Запив клюковку горячим чаем, Шурик довольно и смачно

 

крякает и вопрошает:

 

– Новость слышал?

 

– Ничего я не слышал. Простыл на болоте и три дня лежал в лежку. Сейчас

 

вот второй день ягоды катаю.

 

– Вовку Иванова бичи взяли в топоры.

 

– Да ты что!

 

Вовка Иванов, средний по возрасту из троих братьев Ивановых, самых

 

отчаянных в нашем поселке, вернувшись в последний раз из мест

 

 

 

не столь отдаленных, где он провел в общей сложности

 

двенадцать лет, сказал:

 

– Больше я туда не хочу. Там каждую ночь ждешь, что кто-

 

нибудь всадит тебе перо в бочину.

 

Он устроился работать в лес и долгое время работал

 

там, ничем особенным не выделяясь из среды наших мужиков.

 

Когда объемы лесоза-готовок значительно сократились и

 

часть работяг сократили, остался без работы и Володя.

 

Оставшись без средств к существованию, он решил

 

вспомнить молодость. Два печорских бича, единственным

 

источником существования для которых были сбор и продажа

 

грибов и ягод, попались

 

в его поле зрения‚ и он недвусмысленно намекнул им:

 

– Надо делиться.

 

Бичи, для которых его прошлое не было секретом, испугались и дали

 

согласие. Постепенно размер дани возрос до половины выручки‚ и данники

 

взбунтовались. На все деньги от проданной клюквы они накупили самогонки

 

и закатили банкет. Когда Вовка пришел за своими кровными, они взяли в руки

 

топоры и изрубили его. А потом бросили в пруд, на берегу которого

 

разворачивались эти события, и продолжили пьянку. На прощание.

 

– Посадят обоих, – констатирую я.

 

– А что они теряют?

 

– Ничего. Никогда не надо загонять человека в угол, из которого нет выхода.

 

Помнишь, в депо молодые слесаря загнали крысу в угол?

 

– Помню. Она развернулась, прыгнула и вцепилась одному

 

па-реньку зубами в живот.

 

– Вот такXто.

 

– Я чего пришелXто, Владимир? Сегодня сходил к коммерсанту

 

и обменял свои три ведра клюквы на шесть банок китайской тушенки.

 

– Емкость?

 

– Один литр, говядина, сорт высший.

 

– Вот спасибочкиXто, тебе за эту новость. Если ты еще мне объ-яснишь,

 

куда мне направить свои стопы, то я тебя еще и расцелую.

 

Шурик коротко и доходчиво объясняет мне, как добраться до скла-да,

 

арендуемого коммерсантом, и мы прощаемся:

 

– Завтра же и пойду с утречка.

 

– А потом?

 

– А потом опять на болото. Куды ж крестьянину деваться?

 

А на следующий день я шагаю в сторону Нижнего склада. За

 

пле-чами у меня пестерь, в котором три ведра перебранной

 

отборной клюквы.

 

* * *

 

Бартерный обмен происходит быстро и без эксцессов‚ и

 

возвра-щаюсь я домой уже с шестью банками тушенки в этом же

 

пестере. Снова загружаю в него три ведра клюквы и иду менять

 

на следующие шесть банок.

 

Дома я чищу картошку на целую сковороду, жарю ее с лучком

 

и щедро заправляю тушенкой. После праздничного обеда,

 

оставшуюся картошку перекладываю в полиэтиленовую банку –

 

это обед завтра на болоте.

 

Болото на этот раз встречает меня солнцем и небом

 

удивительной голубизны. Надежный и удачно сработанный

 

комбайн очищает от клюкв кочку за кочкой, низинку за низинкой,

 

ягоды толпятся и пе-ресыпаются в комбайне, летят в

 

полиэтиленовый пакет…

 

Вторая наша производственная практика проходила все там

 

же – на реках Мезени и Вашке.

 

На этой раз я был направлен вместе с пареньком из нашей

 

97 груп-пы Сашей Пискаевым на танкер «Колгуев». Его

 

четыре танка, общей емкостью сто пятьдесят тонн,

 

доставляли бензин из порта Мезень в отдаленные поселки,

 

расположенные по берегам рек.

 

Порядок и дисциплина на судне были идеальными, чистота

 

необыкно-венной. О распитии спиртных напитков даже не

 

было и речи. Курение – только на баке, экипаж был дружный и

 

сработанный. Совершив рабочий рейс, танкер пару дней

 

отстаивался у отдельного причала. Механик наш, уже

 

довольно немолодой, с которым мы прекрасно сработались, не

 

раз говорил нам с Сашей:

 

– Осенью обязательно приходите к нам на судно, я вас возьму.

 

И взял бы, если бы однажды поутру Саша, стоя на вахте в

 

машинном отделении‚ не перепутал ведра с маслом. Я, собрав

 

из-под пайол воду с маслом, поставил ведерко в уголке,

 

передал вахту Александру, забыв при этом сообщить ему,

 

что в ведреXто‚ в общемXто‚ вода, поверх которой около

 

половины масла.

 

Он спросонья бухнул эту гремучую смесь в масляный бак‚ и

 

вскорости наш единственный движок дал дуба. И поплыл наш ТН

 

« Колгуев» вниз по течению. И плыл он до тех пор, пока мы

 

раскручивали вручную старень-кий брашпиль, который в свою

 

очередь очень неохотно травил якорную цепь вместе с якорем

 

«Холла». После того наконец наш танкер все-таки встал на

 

якорь ровно посредине судового хода. Механик, к этому времени

 

уже достаточно осатаневший, удумал снять головку с

 

двигателя и выя-снить причину, из-за которой судовой

 

двигатель заклинил.

 

Когда головка, наконец, была сдернута при помощи стальной прово-локи,

 

здоровенного дрына и мускульной сил молодых здоровых курсантов, механик

 

забрался на блок цилиндров главного судового агрегата, глянул на

 

 



 
Besucherzahler Beautiful Russian Girls for Marriage
счетчик посещений